Книга о дружбе, войне и «сложной жизни вещей»

С прискорбием вынуждена признать этот караван историй на 400 страниц книгой этого лета. Какое лето — такая книга.
Скандалы, интриги, расследования.
События, люди, явления.

Книга о войне, о которой хочется узнавать больше, потому что в ней нет того, что делает войну особенно страшной — женского взгляда. Война как шахматная партия.

Переводческие, редакторские, а возможно, и авторские перлы не дадут заскучать: 300 единиц артиллерии при 600 фабриках, производящих автомобили только в Париже? Хм. Или, например, «в сентябре прошлого месяца».

Это книга не о безумии, это не биография Моне, не про его сад и не о картинах. Это книга о дружбе.

Тигр и дикобраз. Цитаты из писем на каждой странице:
— А ты ему?
— А он?
— А ты? ...

«Клемансо, как всегда, пытался по мере сил его подбодрить. «И в дурную, и в ясную погоду, — писал он Моне в апреле, — у меня одно правило: держать себя в руках». К сожалению, Моне это не подходило»

Они оба это знали, конечно. Но понимали, что без подбадриваний будет только хуже. Те самые противоположности, которые притягиваются и не могут функционировать друг без друга.

«Выпрямите спину, поднимите голову и подкиньте домашнюю туфлю к самым звездам. Да как следует — ничего не может быть лучше»

Моне, кажется, больше интересовали другие глубины: вечно меняющаяся игра отражений и никогда не заканчивающийся творческий процесс.

«Когда меня не станет, мне проще будет терпеть их несовершенство»

Скромные похороны в декабре, когда сад тоже уснул, и когда кажется, что тоже навсегда. Когда каждый жест и пожелание выдают цельную личность, которая наконец может позволить себе уже никогда не покидать свой собственный маленький космос.

«Святотатство — рвать по такому случаю цветы из моего сада».

Только как это сочетается с пущенными на дрова тополями, которые он выкупил, чтобы закончить свои картины?..

«На представление о пространстве или месте накладывается отпечаток мгновения, когда мы их открываем”.

Для меня в Живерни октябрь. Огненные листья в голубом небе и на глади пруда и в быстром ручье. Шум бамбуковых зарослей. Фантазийные куры и табличка с просьбой «не беспокоить животных». Может быть, это потомки тех самых японских кур, которых Моне подарил Клемансо?

Старый садовник Моне 20 лет посещал Оранжери. Такие истории меня пленяют. Зачем он приезжал? Чтобы снова увидеть сад? Чтобы вспомнить? Я уверена, что не знаю ответа. И эта недостаточность, пустота понимания манит, как, вероятно, Моне манил незаписанный угол картины «Заходящее солнце». Вызов, брошенный самому себе, или запасной выход? Напоминание о том, что у жизни всегда есть для нас что-то неизвестное. И мы можем сбежать в эту неизвестность, когда покажется, что поставлена точка.