Я прочла книгу «Писатели&любовники» Лили Кинг в переводе Шаши Мартыновой за два вечера, пока болела. Она меня тронула, умилила, повеселила и подлечила.

Камила, которую все зовут Кейси, уже шесть лет пишет первый роман. Рукопись, наконец, закончена, но ответит ли хотя бы один издатель?
Ради выплат по академическому кредиту она работает официанткой, а в качестве жилья снимает в буквальном смысле сарайчик. Коллекторы осаждают её телефон и почтовый ящик. С работы вот-вот уволят.
Весной у Кейси умерла мама. Отец, в детстве изводивший дочку гольфом и оказавшийся немножечко подонком, приехал требовать материнское кольцо.
И ещё Кейси, как Буриданов осёл, несколько недель не может выбрать между двумя мужчинами.

Но её откровенность и увлечённость письмом таки протаптывают дорожку к свету — темнота начинает рассеиваться ровно в тот момент, когда я уже не ждала в следующем абзаце ничего, кроме нового витка пи…ца.

Эту книжку можно было бы назвать «Писатели и их матери». Вывод героини Кинг, которую в юности мать бросила с отцом на полтора года, перекликается с выводом Оксаны Васякиной в книге «Рана».
Сравните:
«...именно пока мамы не было, я начала писать прозу» (Кинг),
«Тяжелая мать — это первопричина творческого импульса и письма» (Васякина).

А ещё героиня вычитывает в биографиях писателей информацию о матерях. Интересно и жутко узнавать о том, какую роль сыграли матери в судьбах Д. Г. Лоуренса, Марселя Пруста или Вирджинии Вулф.

«День и ночь люди звонят и заказывают столики. Иногда на год вперед. Люди со своим планированием с ума посходили. Откуда им известно, где они будут жить на будущий год – и будут ли вообще живы?»

«Множество исследований показывает, что вопреки всевозможным нашим страхам в этой стране – смерти, войны, оружия, болезней, – больше всего мы боимся публично высказываться… И когда людей просят определить, какого именно публичного высказывания они боятся сильнее всего, они ставят галочку в строке «импровизация». То есть импровизация – страх номер один в Америке. Какая там ядерная зима, или землетрясение в восемь и девять десятых балла, или еще один Гитлер. Импровизация. И это потешно, поскольку не импровизацией ли мы занимаемся весь день напролет? Не вся ли наша жизнь – одна сплошная импровизация? Чего же мы так боимся?»