Астротурфинг, гиперсемиотизация и родственницы их парейдолия и апофения. Вы можете не знать значение этих слов, но с явлениями сталкивались и не раз. И вы, и ваши старшие родственники, и их дедушки с бабушками и, скорее всего, ваши внуки тоже. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы не.

Одно дело, когда в лаваше проступает лик святого или из разводов сиропа на блинчике тебе подмигивает сама Дева Мария (с Рождеством, кстати). Ученые (нет, не британские) провели массу любопытных исследований на эту тему. Кое-кто Шнобелевскую премию получил даже. Многие резвились в соцсетях. Следы обнаружены в масскульте. Фокс Молдер был бы нами доволен.

Но совсем другое, когда зловещий профиль Троцкого вдруг обозначился не где-нибудь, а на зажиме для пионерского галстука. Большой Террор, память о котором пытаются отменить в эти дни, изобилует дикими, чудовищными примерами. Но если бы все, одновременно с падением очередного режима, завершилось слухами, городскими легендами, анекдотами и страшилками о гробике на колесах.

Мы смеемся над мемчиками с Пикабу, а тем временем в родительском чатике нарастает нешуточная паника: ОНИ (это всегда незримые «они», но мы-то знаем, кто именно) хотят изменить ДНК наших детей/зомбируют наших детей/травят наших детей в школьных столовых/облучают нас вышками/подчеркнуть нужное, поставить свой вариант.

Я сама за недолгую карьеру участника таких чатов с веселым восторгом, переходящим в недоумение и иногда тревогу (есть вещи, которые страшно выяснить о давних знакомых), узнавала о том, что 25-й кадр мультфильма, на просмотр которого идут всем классом, зомбирует ребенка, настраивает на западопоклонничество (шёл 2019-й год), что в столовские котлеты подмешаны вчерашние макароны и бог знает какого возраста мыши, что пока мы тут спокойно сидим, возможно, в эту самую минуту террористы запускают в городской водоканал красные водоросли, а старшеклассник с восточной внешностью подсаживает моего ребенка на винт, угощая его жвачкой. И это лишь часть реальных примеров.

Александра Архипова и Анна Кирзюк исследуют прикладную сторону феномена стихийного возникших и стимулированных специально разработанными манипуляциями страхов. Очевидно, что многолетний масштабный труд нельзя уместить в чуть более 500 страниц. Но выжимки прелюбопытные.

Иногда может показаться, что одни информанты жили в постоянном ужасе перед всем подряд от вокзальных бабусь с пирожками до педиатра с характерным профилем и фамилией. В то время как другие, одурманенные пропагандой или подавленные защитными механизмами психики, пребывали в счастливом неведении. Но это не вполне так. Апофения неоднородна.

Я, выросшая в закрытом военном, многонациональном при этом, городе, впервые столкнулась с антисемитизмом и ксенофобией в 17 лет оказавшись в столице небольшой автономии по соседству. Моя ровесница и подруга уже в раннем подмосковном детстве знала и испытала на себе небольшой, но яркий ранжир обидных кличек и не всегда безобидных действий, выдаваемых по национальному признаку взрослыми и повторенными их детьми.

История с публикацией в фейсбуке писателя Дмитрия Захарова из этой же оперы. И несть числа таким случаям.

«Опасные советские вещи» — сжатый, каталогизированный коллективный опыт. Чаще пугающий, чем забавный. Но в обоих случаях интересный и нужный не только филологам, культурологам и историкам. Авторы, надо отдать должное и этому, не дают оценок, методично излагая и структурно представляя изученное.

В конце концов, книга не о том, какие люди тупые овцы, идущие за пастырем или гонимые специально обученными собаками. Абстрактное умение увидеть неожиданные связи тоже вполне себе творчество. Да, часто граничащее с безумием. Но дающее базу той же литературе и кинематографу.