Беседовали про феноменологию, Барта, поэзию Одена, Элиота, я пытался что-то говорить про Пушкина и Бродского. Было очень хорошо и почти полное счастье. Не хватало печки, растопленной парой поленьев (или куском мебели) и парой томов собраний сочинений Ленина, да еще кружочков картошки на ней, медленно покрывающихся черными волдырями.