Именно благодаря Степану Дмитриевичу и его публикациям в «Вестнике Европы» (главным редактором которого был тот же Карамзин) в России закрепилось мнение, что легендарная битва случилась на его земле. Долгие годы никто не задавался вопросом соответствия описанного пейзажа и реальной местности, не удивлялся скудости археологических находок на поле значительной битвы. Нечаев был проводником идеи мемориала, к работе привлекли Ивана Мартоса — создателя знаменитого монумента Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. Впрочем, его проект царю не понравился, и лишь в 1836 году император Николай I утвердил эскиз чугунного обелиска работы Александра Брюллова (брата живописца Карла), который теперь всем нам известен. Нечаев дожил до открытия своего детища: 8 сентября 1850 года памятник открыли в присутствии губернатора, представителей дворянства, духовенства и множества крестьян. Интересно, что поблизости предполагалось построить дом инвалидов Отечественной войны 1812 года — рекреационный объект по образцу парижского Дома инвалидов на бывшем Марсовом поле; впрочем, великодушный замысел так и остался на бумаге. Брюллов запланировал и храм, но проект не воодушевил Николая I, который ко всему подходил чрезвычайно серьезно. В результате храм появился лишь через 65 лет — в год Октябрьской революции по проекту модного зодчего Алексея Щусева, который станет известен на весь мир как строитель Мавзолея Ленина.