Артем-то иначе изнутри был организован: почувствовал первый холод от Ани – и стал в ответ холодеть. Как будто не мог сам любви излучать, а только Анину любовь зеркалил своей вогнутой душой. Чувствовал на себе рассеянный свет внимания – собирал его в пучок и отправлял назад. Распалял ее им – и собирал еще больше тепла в ответ. А стоило Ане начать гаснуть – как и ему нечем стало расплачиваться. И так он мельчал, пока совсем не иссяк, не разверил, пока их будущее у него в уме не рассохлось и не раскрошилось.
А у Ани сердце работало что ли наоборот, навыворот. Казалось, не нужен он ей уже – за его злонамеренную глухоту, за вредное упорство, за нежелание поступиться своими идиотскими мечтами и за пренебрежение мечтами ее. Может быть, она и думала отставить Артема первой. Жира на фитиле оставалось только покоптить. Но только лишь он ушел, она заново вспыхнула – ожесточенно, отчаянно. Так, что от жара ему глаза стало печь, захотелось ладонью закрыться. Закрывался – и нагревался все равно. Аня опять отражалась в нем – криво, смешно – но отражалась все четче и все ярче.