Что же теперь будет? Ни одна немецкая газета этого даже не перепечатала! Единственное, чего мы добились, — это то, что у меня отобрали визу. А здесь об этом никто и слышать не хочет, даже канцлер! — и она вновь залилась слезами.

— Постой-постой, Иоханна, что ты сказала про канцлера? — Я вчера была у него на приеме.

— Как это — на приеме? — не понял я.

— Очень просто. Записалась и пошла на прием. У нас канцлер раз в месяц принимает граждан.

— И что, никакой очереди?

— Нет. У кого могут быть дела к канцлеру?

— Потрясающе! Ну, и что ты ему сказала?

— Что у меня жених в Москве и у меня отобрали визу, а его ко мне не пускают.

— Ну а канцлер?

— Сказал, что сочувствует. Сказал, поглядим, что можно сделать. Секретарь записал фамилию. Но ты же понимаешь, что он ничего не сделает. Что он может?

— А ты ему это показала? — спросил я, указывая на International Herald Tribune со статьей Джорджа Кримски.

— Нет, не успела. Как-то было не к месту, они мне и так поверили. Потом, это же по-английски.

— Значит так, Иоханна. Какая у вас тут главная газета? Звони в отдел новостей. Скажи, что про твоего жениха статья в «Ассошиэйтед Пресс», что ты была у Бруно Крайского и он обещал поговорить с Брежневым.

— Но мы не говорили про Брежнева.

— Как не говорили? Крайский — он кто? Канцлер, глава государства. А Брежнев? Тоже глава государства. Крайский обещал сделать, что сможет?

Иоханна кивнула.

— А что может глава государства, когда речь идет о другом государстве? — продолжал я. — Поговорить со своим партнером, то есть с Брежневым. На меньшее ты не согласна.