Это было результатом его чудовищного душевного опоздания. Те вещи, с которыми наше сознание — мое и большинства моих товарищей и современников — вошло в соприкосновение очень давно, когда мы только научились думать и потом неизменно продолжали свое непрекращающееся, медлительное действие, потерявшее первоначальную остроту и болезненность и ставшее почти привычкой, — эти вещи возникли для него теперь, после того как он прожил целую жизнь, в которой они никогда не играли никакой роли.