Я тут же приписала это моим расстроенным нервам, бессоннице последних ночей, отсутствию жизненного опыта — словом, сделала то, чего делать не следовало: приписала себе, а не Юлиусу неудачу первых минут. Впрочем, всю жизнь нечто вроде больной совести, близкой к слабоумию, побуждало меня возлагать на себя некую не вполне осознанную ответственность.