всего лишь дети» обретало для нас новый смысл, несло в себе ощущение угрозы – нечто, о чем мы всегда знали, но никогда не задумывались. Черт возьми, да взрослые могли – будь у них желание – нас хоть в реке утопить. Мы ведь были всего лишь детьми. Мы были собственностью взрослых. Телом и душой мы принадлежали нашим родителям. И были обречены на неудачу при столкновении с любой опасностью, исходящей из мира взрослых. А это означало безнадежность, унижение и гнев.