Мальчик лет тринадцати, в лаковых сапогах и «спинчжаке», в новом картузе на затылке, колотил дном водочного стакана по столу и доказывал что-то оборванному еврею:
– Слушай, а ты…
– И што слушай? Что слушай? Работали вместе, и халтура[14] пополам.
– Оно и пополам; ты затыривал – я по ширмохе, тебе двадцать плиток, а мне соловей.