Это как писал Виктор Франкл в своей книге, что в самое худшее время в концлагере, когда у тебя отнимают свободу и приватность с достоинством, потому что ты голый в перепоненном лагере, и приходится ходить в туалет на глазах у всех, потому что больше нет никакой приватности, и твоя жена умерла, и твои дети голодали, а ты мог только смотреть, и у тебя не было ни еды, ни тепла, ни одеял, и к вам относятся как к крысам, потому что для них ты по правде крыса, ты не человек, и тебя могут вызвать, и увести, и пытать – научные пытки, показать, что они могут отнять даже твое тело, даже твое тело уже не твое – это враг, это вещь, с помощью которой тебя пытают, потому что для них это просто вещь, и они проводят над ней лабораторные эксперименты – это даже не садизм, они не садисты, потому что они-то не думают, что пытают человека, – когда все, что ты представлял основой того, что ты считаешь собой, срывают, и теперь остается только… так что остается, что-нибудь вообще остается? Ты еще жив, значит, то, что осталось, – это ты? А что это? Что ты теперь значишь? Видишь, и вот теперь начинается самое интересное, теперь, когда ты сам узнаёшь, что ты такое. Чего большинство людей с достоинством, человечностью и правами и всем таким никогда не узнают. Что в мире возможно. Что автоматически ничто не священно. Вот о чем говорит Франкл. Что после страданий, ужаса и Темной Стороны открывается то, что остается, и вот тогда ты знаешь.