очаровательного сказочного времени в отношении народного

художественного творчества и кошмарно тяжелого в отношении

политическом.

То обстоятельство, что ещеё почти вчера крестьянки бросили носить

долгие сарафаны и кики, вполне понятно: всякиий человек склонен подражать

тому, что у других, по его мнению, лучше и красивее; и когда состоятельные

люди московского периода одевались в богатые узорчатые наряды и

обставляли себя предметами тогдашнего комфорта и тогдашнеий роскоши, то

и низшая братия, стремясь, естественно, к лучшему, подражала им. Народное

творчество, как и жизнь, никогда не стояло на месте; являлись всегда разные

новинки, которые, примешиваясь к старому, впитывались в общее целое,

переработывались, переваривались, и получалось, хотя и родственное, но уже

дальнеийшее. И так далее. Новинки эти шли и от высших классов, и от

пришлых иноземцев, и от завоевателеий, и от завоеванных, и все это сносилось

в общую казну народного творчества, смешивалось и жило дальше.

Но вот, нагрянули реформы Петра. Наверху все круто переменилось; так

круто, что народ не мог понять того, что свершилось, и отстал. То, что

произошло там наверху, было так диаметрально противоположно, чуждо и так

непонятно, а, с другоий стороны, народная творческая казна была ещеё так

полна преданиями XVII века, что материала для развития народного

творчества хватило ещеё на целое столетие;