Из тюремного блока вернулся Адам с новостью:
– Ночной истерик, помнишь, на той неделе три ночи подряд орал? Так он опять за своё принялся. Вопит после отбоя до самого утра, душу вынимает, покоя никому не даёт. И, главное, сука, орёт так пронзительно – сирена! – по всем этажам слышно.
– Ага. Почему его не прибила братва?
– Однажды избили, потому в одиночке сидит.
– И чего он хочет?
– Помереть якобы. Орёт: «Я не хочу жить! Дайте мне умереть!» Всю ночь орал без перерыва, теперь дрыхнет.
– Будите тенора, – велел доктор. – Тащите сюда.
Приволокли заспанного потенциального самоубийцу, рожа мятая, разомлевшая. Сладко спал, доложил надзиратель.
Виновник ночного дебоша стоял, исподтишка рассматривая доктора. Тот тоже молча рассматривал новую здесь персону. Занятная фамилия у заключённого: Сивец, а он и правда весь сивый: сивые патлы, сивые глаза в красных прожилках. Сидит за серию квартирных краж. По здешним меркам, при здешнем тюремном населении – просто младенец. Но когда младенец орёт ночами – это утомительно. Надо с младенцем провести воспитательную беседу.
– У меня для тебя хорошая новость, – наконец участливо проговорил доктор Бугров.
Адам поднял голову и бросил взгляд на того и другого: когда док начинал говорить с кем-то из заключённых по-русски, это всегда обещало особо интересное кино.
– Сегодня сбудется твоё заветное желание. Решено дать тебе умереть.
– Доктор… э-э… но…
– Это было нелегко, у нас в стране нет смертной казни. Но руководство тюрьмы направило просьбу в Верховный суд, и вот пришёл ответ, – Аристарх помахал в воздухе рецептурным бланком (вряд ли пациент потребует бумажку на прочтение, иврита он наверняка не знает: приехал в Израиль туристом, на гастроль), – твоя просьба удовлетворена.
– Как это? – в замешательстве пробормотал Сивец. – П-подождите! Доктор!
Вытянув шею, он всматривался в серьёзное и сочувственное лицо врача, лицо последней инстанции; не может быть, чтобы тот шутил! Да и с какой стати этот лепила, которого боятся и ненавидят все заключённые, станет с ним шутковать?!
– Э! Э! я никуда ксиву не писал! – Сивец заметался глазами, отступил к двери. – Это я так, в бессознанке орал, я травмированный…
– Ночной истерик, помнишь, на той неделе три ночи подряд орал? Так он опять за своё принялся. Вопит после отбоя до самого утра, душу вынимает, покоя никому не даёт. И, главное, сука, орёт так пронзительно – сирена! – по всем этажам слышно.
– Ага. Почему его не прибила братва?
– Однажды избили, потому в одиночке сидит.
– И чего он хочет?
– Помереть якобы. Орёт: «Я не хочу жить! Дайте мне умереть!» Всю ночь орал без перерыва, теперь дрыхнет.
– Будите тенора, – велел доктор. – Тащите сюда.
Приволокли заспанного потенциального самоубийцу, рожа мятая, разомлевшая. Сладко спал, доложил надзиратель.
Виновник ночного дебоша стоял, исподтишка рассматривая доктора. Тот тоже молча рассматривал новую здесь персону. Занятная фамилия у заключённого: Сивец, а он и правда весь сивый: сивые патлы, сивые глаза в красных прожилках. Сидит за серию квартирных краж. По здешним меркам, при здешнем тюремном населении – просто младенец. Но когда младенец орёт ночами – это утомительно. Надо с младенцем провести воспитательную беседу.
– У меня для тебя хорошая новость, – наконец участливо проговорил доктор Бугров.
Адам поднял голову и бросил взгляд на того и другого: когда док начинал говорить с кем-то из заключённых по-русски, это всегда обещало особо интересное кино.
– Сегодня сбудется твоё заветное желание. Решено дать тебе умереть.
– Доктор… э-э… но…
– Это было нелегко, у нас в стране нет смертной казни. Но руководство тюрьмы направило просьбу в Верховный суд, и вот пришёл ответ, – Аристарх помахал в воздухе рецептурным бланком (вряд ли пациент потребует бумажку на прочтение, иврита он наверняка не знает: приехал в Израиль туристом, на гастроль), – твоя просьба удовлетворена.
– Как это? – в замешательстве пробормотал Сивец. – П-подождите! Доктор!
Вытянув шею, он всматривался в серьёзное и сочувственное лицо врача, лицо последней инстанции; не может быть, чтобы тот шутил! Да и с какой стати этот лепила, которого боятся и ненавидят все заключённые, станет с ним шутковать?!
– Э! Э! я никуда ксиву не писал! – Сивец заметался глазами, отступил к двери. – Это я так, в бессознанке орал, я травмированный…
