Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться,
Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает
Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать [13].
Через просвечивающую мокрую бумагу Эдгар увидел еще какую-то надпись и перевернул страницу. Темными чернилами рукой доктора там было нацарапано: Эдгару Дрейку, вкусившему. Эдгар снова перечитал строки Гомера и медленно опустил руку с письмом, тонкая бумага свернулась от порыва ветра. И двинулся дальше, уже не так упорно, медленно – возможно, просто от обессиленности. Путь его постепенно забирал вверх, земля впереди сливалась с небом акварельными штрихами далеких ливней. Он посмотрел на облака, и ему показалось, что они пылают, точно хлопковые подушки, обращающиеся в пепел. Он чувствовал, как испаряется влага с его одежды, как пар поднимается вверх, покидая его так же, как дух покидает тело.
Он перевалил через гребень холма, ожидая увидеть реку или, может быть, Маэ Луин, но перед ним была лишь бесконечная дорога до самого горизонта, и он пошел по ней. Через какое-то время он увидел вдали одинокое пятнышко на открытом пространстве и, приблизившись, разглядел, что это маленькое святилище. Он остановился перед ним. Странное место для того, чтобы оставлять подношения, подумалось ему. Здесь нет ни гор, ни домов, здесь нет никого; он оглядел миски с рисом, увядшие цветы, палочки-амулеты, подгнившие фрукты. В жилище духа стояла статуя – поблекшая деревянная фигурка лесного эльфа с печальной улыбкой и обломанной рукой. Эдгар достал из кармана листок бумаги и снова прочел. Свернув, он положил листок рядом со статуей. Я оставляю тебе историю, сказал он.