Кирилла долго мучила тайна этого предательства. Он понимал, что, скорее всего, никакой тайны нет и Борис поступил так, как сотни, тысячи других отрекшихся от родственников, спасая себя.

Но все же холодное предательство не вязалось с горячей натурой Бориса; к тому же потом, во время войны, он храбро воевал. Кирилл догадался, что храбрость Бориса проистекала не из представлений о чести, достоинстве; это была храбрость, так сказать, коллективная, нуждающаяся в приказе сверху, в горячечном единении атаки; в чуждом враге. А когда врагами оказались свои, арестовавшие отца, — Борис не нашел в себе мужества, ибо его в нем и не было.