А вот Руми, чтобы объяснить формулу единства ал-Халладжа «Я — истина», сравнивает мистика в состоянии фана’ с бруском железа, брошенного в печь и раскаленного до такой степени, что этот брусок считает себя огнем, хотя сущностное единство не может быть достигнуто.

Именно в таком состоянии поглощенности мистики иногда произносили изречения, которые не только не укладывались в рамки традиционных взглядов, но были чужды даже умеренному суфизму. Это своего рода то, что называется шатхийат (от ед. шатх) — теопатические речения, парадоксы. К ним как раз и относится изречение ал-Халладжа «Я — истина» или Бистами «Субхани». Мне бы хотелось подчеркнуть, что основной пафос суфизма состоит все-таки в утверждении главного коранического положения «Нет божества, кроме Бога», то есть в утверждении первой части шахады, но для суфиев это положение не было простой законнической констатацией. Его необходимо было не только осознать, но и глубоко пережить, освоить на индивидуальном уровне. «Нет божества, кроме Бога» означает, что невозможно поклоняться ничему и никому, кроме истинного Бога. И это поклонение должно быть не только культовым, но и поклонением в любви, поклонением любящего любимому.