Прокаженному почудилось, что переменился ветер. Встревожась, он отступил вбок. Ему было строго заповедано заговаривать с кем-либо, стоя с ним по ветру, дабы воздух не донес тлетворные миазмы до тех, кто в добром здравии. Смутившись, шагнул он вправо, влево, но понял наконец, что ни единое дуновение не колебало знойный и тяжелый воздух, придавивший улицу еще с зари.
Просто волоски на руках его встали дыбом от юни­цыной песни. Ее голос, прорезавший тишину пустынного града, вмиг увлек его.