Оказалось, — писал епископ, — ни “семьи”, ни “тела” как не бывало. “Тело” показало себя совершенным подобием бесчувственного трупа, семья — состоящей из одних почти младенцев, которые умеют кое-как лепетать свои молитвы в Божьих храмах, да крепко спорить о том, сколько пятаков и гривенников скостить по случаю “свободы” со своих попов на каждой требе, да с отца благочинного, когда он поедет за сборами на нужды епархии»48.