Она умерла еще до твоего рождения. Мне было двадцать три, и я тогда танцевала в Италии.
– Ты скучаешь по ней теперь, когда она умерла?
– Честно говоря, Алекс, не очень. Меня отослали в школу-пансион, когда мне было десять, и даже до этого я росла с няней. У меня всегда было ощущение, что я просто мешаюсь под ногами.
– Ох, мам, как ужасно, – Алекс сочувствующе погладил ее по руке.
– Вообще-то, нет, – пожала плечами Хелена. – Меня так воспитывали – не ожидать ничего другого. Отец был гораздо старше мамы, почти шестьдесят, когда я родилась. Он был очень богатым, владел поместьем в Кении и месяцами пропадал на охоте. Моих родителей, наверное, можно назвать светскими людьми: всегда путешествовали, устраивали приемы… маленькая девочка совсем не вписывалась в стиль их жизни.
– Дедушку я тоже никогда не встречал, да?
– Нет, он умер, когда мне было четырнадцать.
– Если он был таким богатым, ты получила много денег, когда он умер?
– Нет. Моя мать была его второй женой. У него было двое сыновей от первого брака, и все унаследовали они. А мама была настоящей транжирой, так что после ее смерти осталось немного.
– Похоже, отстойное у тебя было детство.
– Нет, просто другое, вот и все. Хотя я тогда научилась самостоятельности. – Хелена ощутила обычный дискомфорт, как всегда, когда разговор заходил о детстве. – И твердо решила, что у меня будет настоящая семья. И вообще, давай отставим эту коробку в сторону. Если мы будем разбирать содержимое каждой, что достаем отсюда, мы никогда не очистим комнату.
– Ладно.
Они дружно работали следующие два часа, вытаскивая из комнаты прошлое Ангуса. Алекс раскопал сундук со старыми мундирами и спустился вслед за матерью на кухню в фуражке цвета хаки и с офицерской саблей.
– Тебе очень к лицу, дорогуша. – Хелена налила им обоим воды и жадно выпила свой стакан. – Такая работа на самом деле не для этой нестерпимой жары. Но, по-моему, мы уже сделали больше половины.
– Ага, но что мы со всем этим будем делать? В смысле нельзя же все это просто выбросить, правда? – Алекс махнул саблей, которая оказалась страшно тяжелой.
– Давай повесим ее где-нибудь на стене, а коробки с фотографиями и прочими реликвиями отнесем в сарай, пока у меня до них руки не дойдут. Что до остального… нам нужен мусорный контейнер. Мне лучше позвонить Алексису, как предложил папа, и спросить, знает ли он, где такой найти.
Алекс промолчал, когда Хелена набрала номер и ушла говорить на террасу. Вскоре она вернулась и кивнула.
– Хорошие новости. Он приедет на своем грузовике, загрузит хлам и сам отвезет на свалку. Нам вообще не понадобится контейнер. Давай-ка вернемся к работе. Алексис приедет в пять.
* * *
Остановив машину возле Пандоры, Уильям увидел, как Алексис несет большую коробку в сарай. Кузов грузовика, припаркованного перед домом, был забит сломанной мебелью, старыми абажурами и изъеденными молью коврами. Он оставил Имми и Фреда спать на заднем сиденье, открыв дверь, чтобы впустить вечерний ветерок, и пошел в дом искать жену.
– Привет, дорогуша. – Хелен
– Ты скучаешь по ней теперь, когда она умерла?
– Честно говоря, Алекс, не очень. Меня отослали в школу-пансион, когда мне было десять, и даже до этого я росла с няней. У меня всегда было ощущение, что я просто мешаюсь под ногами.
– Ох, мам, как ужасно, – Алекс сочувствующе погладил ее по руке.
– Вообще-то, нет, – пожала плечами Хелена. – Меня так воспитывали – не ожидать ничего другого. Отец был гораздо старше мамы, почти шестьдесят, когда я родилась. Он был очень богатым, владел поместьем в Кении и месяцами пропадал на охоте. Моих родителей, наверное, можно назвать светскими людьми: всегда путешествовали, устраивали приемы… маленькая девочка совсем не вписывалась в стиль их жизни.
– Дедушку я тоже никогда не встречал, да?
– Нет, он умер, когда мне было четырнадцать.
– Если он был таким богатым, ты получила много денег, когда он умер?
– Нет. Моя мать была его второй женой. У него было двое сыновей от первого брака, и все унаследовали они. А мама была настоящей транжирой, так что после ее смерти осталось немного.
– Похоже, отстойное у тебя было детство.
– Нет, просто другое, вот и все. Хотя я тогда научилась самостоятельности. – Хелена ощутила обычный дискомфорт, как всегда, когда разговор заходил о детстве. – И твердо решила, что у меня будет настоящая семья. И вообще, давай отставим эту коробку в сторону. Если мы будем разбирать содержимое каждой, что достаем отсюда, мы никогда не очистим комнату.
– Ладно.
Они дружно работали следующие два часа, вытаскивая из комнаты прошлое Ангуса. Алекс раскопал сундук со старыми мундирами и спустился вслед за матерью на кухню в фуражке цвета хаки и с офицерской саблей.
– Тебе очень к лицу, дорогуша. – Хелена налила им обоим воды и жадно выпила свой стакан. – Такая работа на самом деле не для этой нестерпимой жары. Но, по-моему, мы уже сделали больше половины.
– Ага, но что мы со всем этим будем делать? В смысле нельзя же все это просто выбросить, правда? – Алекс махнул саблей, которая оказалась страшно тяжелой.
– Давай повесим ее где-нибудь на стене, а коробки с фотографиями и прочими реликвиями отнесем в сарай, пока у меня до них руки не дойдут. Что до остального… нам нужен мусорный контейнер. Мне лучше позвонить Алексису, как предложил папа, и спросить, знает ли он, где такой найти.
Алекс промолчал, когда Хелена набрала номер и ушла говорить на террасу. Вскоре она вернулась и кивнула.
– Хорошие новости. Он приедет на своем грузовике, загрузит хлам и сам отвезет на свалку. Нам вообще не понадобится контейнер. Давай-ка вернемся к работе. Алексис приедет в пять.
* * *
Остановив машину возле Пандоры, Уильям увидел, как Алексис несет большую коробку в сарай. Кузов грузовика, припаркованного перед домом, был забит сломанной мебелью, старыми абажурами и изъеденными молью коврами. Он оставил Имми и Фреда спать на заднем сиденье, открыв дверь, чтобы впустить вечерний ветерок, и пошел в дом искать жену.
– Привет, дорогуша. – Хелен
