Но, дорогая моя Элизабет, я должен признаться, что несу бремя ужасной тайны, но пока не могу ее открыть, поскольку от ее трагичности в твоих жилах застынет кровь, и ты будешь удивлена не просто моему несчастью, а тому, что я вообще еще жив после того, что мне довелось претерпеть.