В таком случае советую тебе посмотреть в зеркало, когда ты говоришь, — многозначительно посоветовал джентльмен.
Поллианна округлила глаза от удивления.
— Мне то же самое говорил Джимми! — воскликнула она.
— Вот как? И как он, наглец, посмел, — сухо отозвался Джон Пендлтон.
Потом, резко изменив тон, в своей, только для него характерной манере, тихо добавил:
— У тебя, Поллианна, глаза и улыбка матери. И для меня ты красивая!
Неожиданно жгучие слезы подступили к глазам Поллианны, и она не смогла выдавить из себя ни слова в ответ.
Но как бы не ценила Поллианна искренние беседы со всеми этими людьми, больше всего она любила общение с Джимми. С Джимми и разговаривать-то не было особой нужды. Им и без разговоров было хорошо вдвоем. Джимми всегда все понимал. С ним было легко и просто, независимо от того, о чем они говорили или о чем молчали. К тому же в случае с Джимми не было нужды в мучительном сочувствии. Джимми был здоровым, сильным, высоким и счастливым. Он не сокрушался об утраченном племяннике, не унывал из-за потери юношеской любви, ему не нужны были костыли, чтобы передвигаться — не было ничего такого, что должно было вызывать болезненное сочувствие или о чем было бы тяжело думать. С Джимми можно быть веселой, счастливой и свободной. Джимми такой славный.