Произношу это и невольно задаюсь вопросом: а можно ли жить и не быть мёртвым внутри? Наверное, можно, но знаю ли я хотя бы одного человека в добром здравии, который не был бы дед инсайдом? С этим уже сложнее [132]. Для этого нужно как минимум стать самим собой в мире, в который всюду вплетается необходимость подражать. Здесь бы можно было ехидно подмигнуть: ничто не может быть самим собой.

— Зачем иначе ещё существовать, кроме как для того, чтобы компенсировать внутреннюю мёртвость путём достижения мёртвости внешней? — спросил как-то Дима.

— Логически не придраться.

— Благо логикой одной всё не обходится.

Это же несложно: за праздностью усмотреть пафос внутренней гибели, бедность души принять за поэтическую мёртвость. Нет, не сложно. Сложнее чуть взглянуть сквозь прутья клетки. На самом деле мы [133] не мертвы. Убоги, ничтожны, безыдейны, ранимы, что угодно — да. Мертвы? Пока что нет. Поколение, которое не хочет доживать до старости.