шать любые доводы. Ей мнилось, что без ее подсказок мужчина просто не в состоянии даже с кровати встать, и то, что до нее у него была какая-то жизнь, в которой он прекрасно справлялся с любыми задачами, не казалось Лене веским аргументом. Так было с Никитой Кольцовым, с Андреем Паровозниковым – они просто не справлялись с потоком Лениной заботы и сбегали при удобном случае. Юлька терпеть не могла Кольцова, но признавала, что Ленка чересчур старалась оградить его от всего, взять на себя как можно больше, не интересуясь, а надо ли это самому Никите.
– Слушай, давай спать, а? Я с ног валюсь, – взмолилась Лена, посмотрев на часы. – Ты-то завтра сможешь хоть до обеда дрыхнуть, а у меня дело сложное.
Подруга смерила ее насмешливым взглядом, но не стала говорить, что отлично понимает причину такой внезапной сонливости. Лена Крошина с детства отличалась умением уклоняться от продолжения неприятного для себя разговора, вот так ссылаясь то на нездоровье, то на занятость, то на усталость.

На работу не хотелось, зато отчаянно хотелось спать, но Лена, недолго поторговавшись с собой, выбралась из-под одеяла и тихонько прошла в ванную, чтобы не разбудить укутавшуюся в одеяло с головой Юльку.
«Везет… сейчас отоспится, потом начнет по городу бегать, разгонять ностальгию», – с зави