Я сразу ее узнал. Лия. Моя Лия.

У нее было широкое лицо и, несмотря на худобу, коренастая фигура, как у папы. Нос был мне хорошо знаком, и по нему я вспомнил лица Хаима и Мойше.

Вся дрожа, она поднялась на ноги и медленно, осторожно приблизилась ко мне, словно шла по канату в бродячем цирке, который приезжал к нам в Скаржиско-Каменну.

– Ромек, – прошептала она хрипло. – Ромек. Я думала, тебя убили…

Этот голос… я сразу его узнал – голос, который пел мне еврейские песни и рассказывал сказки.

Я заглянул Лие в глаза. Их я тоже узнал – в точности как у мамы.