Возле забора тети-Клавиного участка мы остановились, и я крикнул:
– Теть Клав! Васька ваш где?
– Чего орешь? – Тетя Клава опять возникла возле забора – загорала, как обычно. А куда ей еще? Черная, как сапог, даже блестит. – Я его в курятнике заперла. Чего надо?
– Как карасей жарят?
– Да зачем вам возиться? Возьмите у меня творог – вот вам и ужин.
Творог мы взяли. Но и карасей решили нажарить.
– Да чего там, – тетя Клава махнула рукой. – Почистить, выпотрошить, обвалять в муке, посолить – и плюх на сковородку, в подсолнечное масло. Только перевернуть не забудьте.
– Сковородку?
– Зачем? Рыбу. Как с одного бока зарумянится, вы ее на второй бок. А то давайте их сюда, я вам пожарю и вечером занесу.
– Не, мы сами, папе сюрприз сделаем.
Сюрприз получился…
Мы соскребли с карасей чешую, выпотрошили их, поставили на плитку сковороду. Потом насыпали прямо на стол кучку муки и кучку соли. Я обваливал карасей в муке, Алешка – в соли. И плюх на сковороду с подсолнечным маслом. А как зарумянятся – мы их на «второй бок».
И все у нас получилось – вскоре в нашем хозблоке аппетитно запахло горелым маслом и жареной рыбой, а на столе стояла самая большая мамина тарелка, прикрытая крышкой самой большой кастрюли. Тут и папа подоспел. Он пришел очень довольный и очень голодный. И без очков, конечно.
– Что на ужин? – с порога спросил он. И, потирая руки, сел к столу. – Караси?
Однако крышку поднимал с опаской – он знал, что мы могли отомстить ему за его записку. Вплоть до того, чтобы насажать под крышку живых лягушек.
– Ах, молодцы, – улыбнулся папа, жадно блеснув зубами на золотистых, в корочке, карасей. – Зря я над вами подшутил. Впрочем, вам на пользу пошло.
И он выбрал самого большого карася, переложил его на тарелку и свернул ему голову.
Мы, как две хозяйки, сидели напротив и радовались.
Только рано радовались.
Папина улыбка превратилась в гримасу и скривила все его лицо.
– Вы что, ребята, – переведя дыхание, спросил он, – в морской воде их ловили?
Мы возмутились, обиделись, попробовали… Я взял все блюдо и понес его к помойному ведру.
– Не выбрасывай, – сказал Алешка, – я их котам отнесу.
Поужинали мы творогом, хотя папа и ворчал, что он творог на ночь никогда не ест, от него кошмары снятся. Как от овсянки. Между прочим, при маме он овсянку не больно-то ругает.
После ужина Алешка скормил пересоленных карасей Пал Данилычевым котам. А потом Пал Данилыч его в
– Теть Клав! Васька ваш где?
– Чего орешь? – Тетя Клава опять возникла возле забора – загорала, как обычно. А куда ей еще? Черная, как сапог, даже блестит. – Я его в курятнике заперла. Чего надо?
– Как карасей жарят?
– Да зачем вам возиться? Возьмите у меня творог – вот вам и ужин.
Творог мы взяли. Но и карасей решили нажарить.
– Да чего там, – тетя Клава махнула рукой. – Почистить, выпотрошить, обвалять в муке, посолить – и плюх на сковородку, в подсолнечное масло. Только перевернуть не забудьте.
– Сковородку?
– Зачем? Рыбу. Как с одного бока зарумянится, вы ее на второй бок. А то давайте их сюда, я вам пожарю и вечером занесу.
– Не, мы сами, папе сюрприз сделаем.
Сюрприз получился…
Мы соскребли с карасей чешую, выпотрошили их, поставили на плитку сковороду. Потом насыпали прямо на стол кучку муки и кучку соли. Я обваливал карасей в муке, Алешка – в соли. И плюх на сковороду с подсолнечным маслом. А как зарумянятся – мы их на «второй бок».
И все у нас получилось – вскоре в нашем хозблоке аппетитно запахло горелым маслом и жареной рыбой, а на столе стояла самая большая мамина тарелка, прикрытая крышкой самой большой кастрюли. Тут и папа подоспел. Он пришел очень довольный и очень голодный. И без очков, конечно.
– Что на ужин? – с порога спросил он. И, потирая руки, сел к столу. – Караси?
Однако крышку поднимал с опаской – он знал, что мы могли отомстить ему за его записку. Вплоть до того, чтобы насажать под крышку живых лягушек.
– Ах, молодцы, – улыбнулся папа, жадно блеснув зубами на золотистых, в корочке, карасей. – Зря я над вами подшутил. Впрочем, вам на пользу пошло.
И он выбрал самого большого карася, переложил его на тарелку и свернул ему голову.
Мы, как две хозяйки, сидели напротив и радовались.
Только рано радовались.
Папина улыбка превратилась в гримасу и скривила все его лицо.
– Вы что, ребята, – переведя дыхание, спросил он, – в морской воде их ловили?
Мы возмутились, обиделись, попробовали… Я взял все блюдо и понес его к помойному ведру.
– Не выбрасывай, – сказал Алешка, – я их котам отнесу.
Поужинали мы творогом, хотя папа и ворчал, что он творог на ночь никогда не ест, от него кошмары снятся. Как от овсянки. Между прочим, при маме он овсянку не больно-то ругает.
После ужина Алешка скормил пересоленных карасей Пал Данилычевым котам. А потом Пал Данилыч его в
