ешь, если тебе не те цветы подарили. А Андрей у нас кто? Верно – опер. И опер, насколько я знаю, отличный. Думаешь, он не понимает, что ты не лилии не любишь, а его, Андрея? Думаешь, так сложно догадаться, что вот от Кольцова ты бы букет гадюк приняла и с благодарностью к груди прижимала, а от Андрея не хочешь даже любимых цветов – потому что Андрея не любишь? Ты, Ленка, всегда считаешь, что остальные глупее тебя, а зря. – Юлька протянула руку и взяла из вазочки фундук в шоколаде, забросила конфетку в рот и насмешливо посмотрела на Лену, чьи щеки стали напоминать два помидора. – Что, раскусила я тебя, гражданка следователь? Ну вот так. В общем, либо честно скажи Андрею, что у вас больше никогда ничего не будет – либо постарайся осознать, что, кроме него, тебя никто по-настоящему и не любил никогда. А иногда даже лучше, когда любят тебя, а не ты.
– Если, по твоим словам, Паровозников такой догадливый и все про Никиту понял, то почему продолжает на что-то надеяться? – буркнула Лена, отворачиваясь к окну.
– Потому что он тебя понимает. И чувствовал бы примерно то же, если бы другая женщина, а не ты, проявляла к нему знаки внимания. Ему другая не нужна – с условными борщами или без них, а ты нужна даже без борщей. Все просто, Ленка, не стоит усложнять. Ты ведь тоже все еще надеешься, что Кольцов вернется к тебе, – уколола Юлька, совершенно не заботясь о том, какой силы боль причинит подруге эти