Ари, на свете нет ничего прекраснее минуты, когда я должна была начинать петь. Я чувствовала, что толпы людей ждут этого с той же страстью, что и я. Клянусь, это было сильнее нашей сумасшедшей любви в волнах Эгейского моря. Они, Ари, желали меня всегда, даже тогда, когда ты отрекся от меня. Если бы ты что-то смыслил в великом искусстве, которое называется «театр», ты бы понял, что такое свести с ума двадцать пять тысяч зрителей за один вечер. Они слушали меня, затаив дыхание, а потом раздавался гром аплодисментов, гул голосов. Я не различала лиц в зале — я плохо вижу, но я слышала восторженные возгласы. Сейчас у меня нет и этого…»