О младенцах и стариках нельзя никому рассказывать, людям знать про них неинтересно. Это отвратительный возраст, возраст беспомощности и бессмысленного повторения одних и тех же действий. Возраст телесного уродства, возраст бесстыдства и бесчувственности.
дети – это слишком непрочное счастье, оно мимолетно и непостоянно. Дети – это вечная метаморфоза. Мы сами не замечаем, в какой момент их круглые мордашки вытягиваются и обретают серьезность.
Ее лицо напоминало морскую гладь, при взгляде на которую не хочется думать, что за бездны могут таиться в ее глубинах.
Особенно ее пугали женщины — именно они способны на особую жестокость
Дети, они такие же, как взрослые. Разве их поймешь?
Луиза разглядывала женщин — широколицых, с полными руками и пышными бедрами, которые казались еще пышнее из-за туго перетянутой поясом талии.
О младенцах и стариках нельзя никому рассказывать, людям знать про них неинтересно. Это отвратительный возраст, возраст беспомощности и бессмысленного повторения одних и тех же действий. Возраст телесного уродства, возраст бесстыдства и бесчувственности.
Под взглядами беседовавших с ней полицейских она испытала приступ вины. Ее так и подмывало признаться хоть в чем-нибудь; она не сомневалась, что совершила что-то нехорошее и сейчас ее за это накажут. Она всю жизнь чувствовала себя без вины виноватой. Ни разу не прошла таможню, не взмокнув от страха. Однажды ей предложили сдать алкотест: она была беременная и абсолютно трезвая, но внутренне приготовилась к тому, что ее арестуют.
Стефани исчезла окончательно. Всю жизнь она ощущала себя лишней. Она дико раздражала отца, ее звонкий смех будил малышей, за которыми смотрела мать. Она привыкла вжиматься своей большой задницей в стену узенького коридора и отворачивать лицо с тяжелыми чертами, пропуская идущих навстречу. Она всегда боялась кому-то помешать и получить тычок в спину, боялась сесть на чужое место. Она не умела складно говорить. Когда она смеялась, окружающие косились на нее, воспринимая ее смех, даже самый невинный, как оскорбление. Мало-помалу она овладела искусством оставаться невидимкой, и неудивительно, что однажды она без всякого скандала, без предупреждения, словно исполняя предначертанное судьбой, взяла и исчезла.
Она мечтала об одном: войти в их мир, найти в нем свое место, пристроиться там, вырыть себе норку, обрести уютный уголок.
