истинная нелюбовь бывает только после любви
Это так же красиво, как красные быстрые трамваи в пустынном заснеженном городе.
Ни один человек, у которого есть крыша над головой, интернет, пригоршня травы и пачка печенья, не может быть в разладе с миром.
фелипе пишет, что я пришел в себя, но я, кажется, пришел в кого-то другого
у восходящей страсти зажмуренные глаза, в ней все на ощупь, все твердое, выпуклое, даже водяные знаки и те по брайлю, и те царапают утреннюю память подсохшей корочкой
у исчезающей страсти расширенные потемневшие зрачки — вот это я? все это разве я?
босая ундина выходит на сушу, спотыкается и кубарем катится с лестницы — obit anus abit onus
следующая стадия не имеет визуального образа, У нее кисловатый запах шизофрении
после полудня появляется дождь, мгновенно и ниоткуда, как возникает ссора, несколько острых взглядов, неловкий жест и — хлынуло!
В детстве еще существовала вера в то, что на свете есть место, где ты внезапно станешь другим.
Но, по сути дела, эта вера основана на страхе остаться тем, кем ты уже являешься.
Потому что нет на свете более отвратительной вещи, чем привычка постоянно быть самим собой.
люди стремятся к телам других людей, потому что им тоскливо в своих собственных, и еще — потому что им сказали, что красотой следует обладать
но как можно обладать химерой? красота — это морок, преломление света, в каждом столетии она другая, смешно надеяться, что трением и скольжением ты заставишь ее покориться или хотя бы сможешь осознать
ясное дело — дары богов всегда бывали с виду неказистыми, какие-нибудь жухлые листья, соленая вода или побег смоковницы
гармония превращается в хаос довольно быстро, достаточно вылететь одной клавише или лопнуть струне — всегда найдутся люди, которые любят сломанные смычки, разбитые окна и прочие вещи, означающие разорение, кавардак и свистопляску, эти люди придут и деловито все доломают
