Знаете, господа, как узнать, что время идет историческое? Просто всего происходит очень много и быстро.
Конец света не наступил. Мир не погиб и не сгорел. Во всяком случае – не весь.
Но все равно было весело.
– Только глянь, – останавливаясь, проговорил Шарлей. – Церковь, корчма, бордель, а между ними кучка дерьма. Вот парабола человеческой жизни
Порой было так страшно, что, с вашего позволения, аж жопа съеживалась.
Страшное было это время. Злое. Скверное.
– Крестовый поход?
– Нет. Грабительский рейс.
– Это, – усмехнулся Шарлей, – совершенно одно и то же.
– Ого, – фыркнул Горн – Я собирался спросить, за что многоуважаемый господин сидит, но теперь уже не спрашиваю.
тоже не у сороки из-под хвоста вывалился
Евреям то и дело устраивали какой-никакой погромчик, а еретикам – костерок.
Глава двадцать пятая,
в которой – как у Беруля и Кретьена де Труа, как у Вольфрама фон Эшенбаха и Гартмана фон Ауэ, как у Готфрида Страсбургского, Гвилельма де Кабестэна и Бертрана де Борна – речь идет о любви и смерти. Любовь прекрасна. Смерть – нет
– Все на этом свете, – заметил как бы мимоходом Урбан Горн, – творится под лозунгом борьбы за правду. И хоть обычно совсем о разных правдах идет речь, выигрывает на этом только одна – истинная.
Когда за тебя примутся всерьез, говори. Признавайся. Заваливай других. Выдавай. Сотрудничай. А героя сделаешь из себя потом. Когда будешь писать мемуары.
