Двадцать восемь лет — это все-таки двадцать восемь лет, и уже не так легко быть порхающей по коридорам девочкой, подобием живого фикуса, на котором отдыхают утомленные крупногабаритными железными предметами мужские взгляды.
Не знавшие ничего, кроме жизни, они принимают за жизнь смерть.
Не знавшие ничего, кроме жизни, они принимают за жизнь смерть.