как вообще обычно расследуются в России дела об изнасиловании. Травматична даже сама процедура: если женщина — а в делах о сексуальном насилии в подавляющем большинстве случаев речь идет именно о женщинах — приходит в полицию, чтобы подать заявление, ей приходится многократно, не менее пяти раз в мельчайших подробностях рассказывать о том, что с ней произошло: сначала — участковому, потом — начальнику отделения, далее — следователю, судмедэксперту, психологу, адвокату. Чаще всего все эти люди оказываются мужчинами, которых никто не учил работе с жертвами изнасилования.
Необычные техники допроса вообще были одной из особенностей работы Китаева — в частности, он любил во время разговора с подозреваемыми включать музыку и часто «колол» людей под песню Юрия Лозы «Плот»
основных мотиваций у серийных убийц бывает три: манипуляция, доминирование и контроль.
— Никто не верил, что маньяк вообще есть.
— До какого момента не верили?
— Пока не поймали. Сначала не верили, что маньяк существует, а когда поймали, никто не верил, что он маньяк.
«группа начинала не с нуля, а с минуса».
Опрашивавшие их оперативники то и дело отпускали замечания вроде «Нечего было в такое время шариться», или «Сидели бы дома, ничего бы не произошло», или «Ходили по закоулкам — вот он вас там и выхватил».
Сейчас с вами нормально все общаются, вы сидите, к вам никто не лезет, никто вас не избивает, не унижает, не прессует, — вспоминает Дубынин тот разговор. — Хотите, чтобы по-другому было? Давайте!
Под «хорошей статистикой» имеется в виду так называемая палочная система оценки работы российских правоохранительных органов: под «палкой» подразумевается процент раскрытых преступлений к числу зарегистрированных и другие количественные показатели, которые должны расти год от года, если следователь или отдел не хочет получить взыскание от начальства. Одно из следствий такого подхода — то, что потенциальные «висяки» (преступления, которые сложно раскрыть) в 1990-х просто не регистрировали, не проводя даже базовую расследовательскую работу.
«В детстве — мне тогда было лет 10–12, наверное, — я написала убийце моей мамы письмо, — признается Малкина. — Я представляла, как он сидит за решеткой, а я ему его зачитываю. Я думала, что ему станет меня очень жалко, что он будет плакать от того, как мне было плохо, что я смогу до него достучаться»
После этих двух историй Артем Дубынин решил, что жить лучше без друзей. Теперь у него есть только «товарищи». Разницу оперативник объясняет так: «Другу, как близкому родственнику, как брату, можно все доверить, полностью на него положиться. С товарищем же ты можешь обсудить какие-то моменты, в чем-то помочь, в чем-то он тебе поможет, но до конца ты никогда не будешь в нем уверен, потому что в силу каких-то обстоятельств он тебя может предать, подставить».
