Канадский эссеист Стэн Перски однажды сказал мне, что «у настоящего читателя миллион автобиографий», потому что в каждой новой книге мы находим что-то от нашей собственной жизни.
«В общем, — писал Кафка в 1904 году своему другу Оскару Поллаку, — я думаю, мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас. Если прочитанная нами книга не сотрясает нас, как удар по черепу, зачем вообще читать ее? Скажешь, что это может сделать нас счастливыми? Бог мой, да мы были бы столько же счастливы, если бы вообще не имели книг; книги, которые делают нас счастливыми, мы могли бы с легкостью написать и сами. На самом же деле нам нужны книги, которые поражают, как самое страшное из несчастий, как смерть кого-то, кого мы любим больше себя, как сознание, что мы изгнаны в леса, подальше от людей, как самоубийство. Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее море внутри нас. В это я верю»
Поколения диктаторов знали, что неграмотными подданными управлять проще всего; поскольку нельзя разучиться читать, после того как вы читать научились, следует также ограничивать круг чтения. Именно поэтому книги, как ничто другое из человеческих творений, подвергались гонениям со стороны диктаторов. Абсолютная власть требует, чтобы вся доступная литература была официально одобренной; вместо целых библиотек достаточно слóва правителя. Вот что писал Вольтер о книгах в сатирическом памфлете под названием «Относительно ужасной опасности чтения»: «Столь легкий способ передавать свои мысли, очевидно, имеет целью рассеять невежество, кое составляет охрану и спасение всякого благоустроенного государства» [617].
Брант использовал слова дурака, чтобы описать самого себя; Гейлер воспользовался описанием, чтобы разделить книжную глупость на семь типов, причем каждый тип сопровождался позвякиванием одного из бубенцов шутовского колпака. По Гейлеру, первый бубенец возвещает о дураке, который собирает книги из тщеславия, как если бы речь шла о дорогой мебели. Уже в I веке н. э. латинский философ Сенека (которого Гейлер любил цитировать) осуждал показное собирательство книг: «Многие люди, не получившие образования, используют книги не как инструменты познания, но как украшение для гостиной залы» [646].
Гейлер настаивает: «…тот, кто хочет, чтобы книги принесли ему славу, должен чему-то от них научиться; ему следует хранить их не в библиотеке, но в голове. Но этот первый дурак заковал книги в цепи и сделал их пленницами; если бы сумели они освободиться и заговорить, то обратились бы к судье, требуя, чтобы дурака, а не их посадили под замок»
В одном из самых ранних еврейских философских текстов, написанном приблизительно в VI веке — Сефер Йецира — утверждается, что Бог создал мир тридцатью двумя путями мудрости. Эти пути мудрости — десять сфирот, или цифр, и двадцать две буквы [8]. Из сфирот были созданы все абстрактные понятия, а из двадцати двух букв — все истинно существующее в трех сферах космоса: мире, времени и человеческом теле. Вселенная, по иудейско-христианской традиции, представляет собой рукописную книгу, состоящую из букв и цифр.
Есть люди, которые, читая книгу, вспоминают, сравнивают и вызывают в себе эмоции, родившиеся раньше, во время чтения других книг, — замечает аргентинский писатель Эсекьель Мартинес Эстрада. — И это, на мой взгляд, один из самых изысканных видов адюльтера
И лишь много лет спустя, впервые коснувшись тела возлюбленной, я понял, что есть вещи, которые не способна описать даже литература.
Моя кузина из Буэнос-Айреса, отлично сознававшая, что книга может служить опознавательным знаком, всегда выбирала книгу в дорогу с той же тщательностью, с какой она относилась к выбору сумочки. Она не взяла бы в путешествие Ромена Роллана, потому что боялась показаться слишком претенциозной, не выбрала бы Агату Кристи, потому что это сделало бы ее вульгарной. Для короткой поездки больше всего подходил Камю, для длинной — Кронин; детективы Веры Каспари или Эллери Куина годились для поездки за город; роман Грэма Грина можно было почитать в самолете или на корабле.
Своим невежеством, своей верой, своим умом, своей хитростью, своим толкованием читатель переписывает текст теми же словами, но с иным значением, заново создает его, как это происходило и в момент его возникновения.
Многие люди, не получившие образования, используют книги не как инструменты познания, но как украшение для гостиной залы
