- Слишком широкая бездна между нами и вашим братом. И даже между нами и вашим отцом. Трудно сговориться. Их интерес, - вы же это хорошо понимаете, лепить пирамиду из людей; наш интерес - пирамиду эту самую по земле ровным слоем рассыпать. Так-то, товарищ Елизавета.
Опять стоял тихий, ясный день, и опять небесный Дракон улыбался своею злою, безумно-ярою улыбкою. Покачиваясь, отсчитывал багровые секунды и пламенные минуты, и ронял с еле слышным гулом на землю свинцово-тяжелые, но прозрачные часы. Было три часа дня, - только что миновали самые знойные, ядовито-липкие змеиные минуты.
Он говорил про голодовку, про больную старуху. Все это было очень трогательно, но от частого повторения казалось истертым, и жалость была словно вытоптана, а сам Кирилл казался материалом, тем человеком толпы, настроение которого должно быть использовано в интересах политического момента
Елисавета уходила от узко пылающих огней старозаветной жизни к великим прельщениям и соблазнам, к буйному дерзновению возникающего.
Ночь пришла, - милая, тихая. Чары навеяла, скучный шум жизни обвила легким дымом забвения. Луна тихо встала на небе, ясная, спокойная, словно больная, но такая светлая, - и вся замкнутая в своем сиянии, для себя светлая. Она глядела на землю, в не рассеивала тумана, - точно себе одной взяла всю ясность и всю прозрачность догоревшей заря. Тишина разлилась по земле, по воде, обняла каждое дерево, каждый куст, каждую в поле былинку.
- Оно погаснет, - говорила Елисавета, - оно погаснет, неправедное светило, и в глубине земных переходов люди, освобожденные от опаляющего Змея и от убивающего холода, вознесут новую, мудрую жизнь.
Здесь неживой падает на нас свет из неизвестного источника, и он страшен, - но теперь мне еще страшнее грозный лик чудовища, горящего и не сгорающего над нами.
- Такое свойство этого места, - сказал он. - Ужас и восторг живут здесь вместе.
Было тихо. Высоко, заслоняясь от людей темно-лиловыми щитами, стоял пламенный Дракон. Он смотрел горячо и злобно из-за обманчивых, зыбких щитов, разливал яркий свет, томил, - и хотел, чтобы ему радовались, чтобы ему слагали гимны. Он хотел царить, и казалось, что он недвижен, что он никогда не захочет идти на покой.
тер лицо правою рукою, - словно кот лапкою умылся, - и завизжал: