сказки Андерсена: эта и «О том, как буря перевесила вывески». Вторая потому, наверное, что
Лён» — самой любимой его сказке: о том, что ничего никогда не кончается… совершенно буддистская история, о реинкарнациях
В идеале представителям четвертого времени года лучше просто не появляться на людях и не напоминать этим самым людям о том, что каждого из нас ждет… ибо ждет каждого нас не что иное, как то же самое: пожилой возраст, растерянная улыбка и черносливовая трубка. Этот навсегда потрясший его однажды своим совершенством набор… м-да, суповой набор для домов престарелых
Персонаж, дезинтегрирующийся на глазах.
В мгновение ока его страна, преступная, изолгавшаяся, порочная и — трагическая, превратилась в другую страну: законопослушную, честную, святую и даже не комическую — фарсовую. Вот тогда-то он, выросший среди преступлений, лжи и порока, но худо-бедно научившийся хотя бы тому, чтобы совершать свои преступления, лгать и предаваться пороку без пафоса, чуть ли не в первый раз осознал: ему действительно стыдно. Причем стыдно не за тогда уже казавшиеся далекими шестьдесят с лишним лет внутренней борьбы, а за эти последние четыре-пять, когда и само понятие «внутренняя борьба» оказалось отменено приказом-по-государству, и всем было разрешено без колебаний стать новыми людьми. И все — стали: выяснилось, что это элементарно просто.
Просто эволюция человечества не требует от человека цельности… даже и сосредоточенности не требует: вспомни, как все мы, держа в руке телевизионный пульт, скачем с программы на программу, успевая отъесть по кусочку от каждого пирога! Цельный человек с ума бы от этого сошел, а человек современный — он именно таким образом сохраняет свое ментальное здоровье. Он, скорее, сошел бы с ума, вынуди его быть цельным!
Да, да, да… европейские объятия пока распахнуты настежь — во всяком случае, сам он изо всех сил старался убеждать себя в том, что это так. И он будет убеждать себя до последнего — пока не останется единственным, кто верит в это. Ибо потерять веру — веру в просвещенную, гуманную и справедливую Европу — было бы равносильно для него потере главной его опоры, равносильно свержению в пустоту, в бездну. Он знал, что способен пережить многое, но что день, когда будет объявлено: «Нет больше Старой Европы» — окажется последним днем его жизни.
Первый игрок кладет перед собой одну из карт, по собственному выбору, картинкой вверх. Играют справа налево, и каждый игрок, в руках которого оказались одна или несколько карт того же достоинства, что и у карты, положенной первым игроком, должен сбросить их. Сбрасывающий первую карту говорит снип, сбрасывающий вторую — снап, а сбрасывающий третью — снурре. Сбросивший снурре, то есть четвертую карту соответствующего достоинства, продолжает игру с новой карты.
Пример: Марие, первый игрок, выкладывает восьмерку. Слева от нее сидит Оле, у которого нет восьмерок, и потому он пропускает ход. У Гуннара, сидящего слева от Оле, наоборот, на руках две восьмерки. Он сбрасывает их, произнося снип и снап. Четвертая восьмерка у Йенса, который, сбрасывая ее, говорит снурре и выкладывает пятерку, начиная новый круг игры.
Таким образом игра продолжается до тех пор, пока у кого-нибудь из игроков не останется на руках ни одной карты: он и выигрывает
Не говоря уж о том, что ты никогда не привыкнешь озвончать глухие и оглушать звонкие согласные… почему бы их просто не поменять местами? — в той степени, в которой озвончают и оглушают их аборигены-из-утробы. И уже вовсе умалчивая о толчке — типично датском явлении, не поддающемся корректному описанию ни на одном языке мира, но напоминающем — фактически — короткую смерть от удушья в ходе произнесения едва ли не каждого слова.
Переключение с одного языка на другой — это как переход на другую радиоволну, кнопкой, или колесиком, или движком, все равно, одно движение — и другая станция: «Говорит Копенгаген»… по-датски говорит, разумеется. И, конечно, совсем не о том же, о чем «Говорит Москва». Все дело как раз в этом. Ибо ни одна страна не может быть переведена на язык другой: казалось бы, и точно так же всё, ан — совсем иначе.
И это было необъяснимо: начнешь объяснять — путаешься, чертыхаешься, повторяешься, сам себе противоречишь, лучше не объяснять! Та же чашка того же кофе, но и чашка не такая, и кофе не такой… и пьется — не так, потому что в ином поле находится, в измерении ином, с прочими предметами иначе соотносится, да и не чашка — кружка… хотя в России тоже теперь кружки, а все равно не такие — не там и не при тех обстоятельствах купленные, не за те деньги, не с той сдачей, не с теми словами, не для тех случаев…ох-ты-боже-ты-мой.
