Вещи находят руки, а человек могилу. Теперь человек и могилы не находит.
Он так счастлив, что не может думать. Он только чувствует.
Внизу голоса ревут – там еще обитает кто-то! Берлоги еще остались.
– Ой, люди добры-и-и…
Нет ни людей, ни добрых.
«Золотая роза» розовеет еще стенами. А вот и «Вилла Марина», и «Вилла Анна»… но там теперь обитают совки, мелкие совки-сплюшки, кричат по ночам тоскливо: сплю-у… сплю-у… Спите, не потревожат. Вон шафранного «Линдена» корпуса, когда-то в розовых олеандрах, в зеленых кадочках, на усыпанной гравием площадке. Прощай, олеандровая роща! Выдрали ее садовники-трудолюбцы из кадушек, пожгли кадушки. Старик адмирал, хозяин, поглядывал оттуда в трубу на море. Выстроил себе новый корабль – на суше, прохаживался с сигарой по балкону в сиянии белоснежного кителя, в свежем сверканье брюк, в белых, бесшумных туфлях, просоленный морями, белобородый. Променял штормы на сладкий штиль, праздный кортик – на трудовой секатор, каткую палубу – на крепкие, в гравии, дорожки. Вывел розовые стены из олеандров, лиловые – из глициний, сады персика и диканки… Разбили его трубу, и ушел адмирал под землю: там-то уж совсем тихо. Встал на его «корабль» огромный Коряк – дрогаль, зацепился с семьей, с коровой и ждет упорно: отойдет ему дом – дворец с виноградниками и садами – за великие труды жизни: возил адмирала на таратайке в город! Сторожит пустоту – усадьбу да помаленьку выламывает рамы.