Мы с тобой рассчитываем стратегии, которые рассчитаны сотнями людей до нас. Отрабатываем одни и те же удары, одни и те же приемы… Но ведь мы учимся искусству ведения боя, не так ли? Неужели это искусство ограничивается взмахами меча, которые всегда блестят одинаково? Танцы с клинками, которые мы исполняем, разумеется красивые, но идентичные друг другу.
Я всего лишь хочу, чтобы алисовцы признали во мне возглавительницу братства, которую всегда хотели видеть.
— Я хочу…
— …Совершить подвиги, разумеется! И тебе обязательно надо, чтобы о них складывали гимны! — Она ударяет по больному. — Воспевали твои деяния и благодарили за благо, которые ты приносишь своему народу. Правильно я понимаю?
— Это жестоко, — на таком расстоянии я могу заявить ей об этом прямо.
— Это справедливо.
— Не то что бы… Я не сомневаюсь, что кто-нибудь обязательно припомнит Пэйону сегодняшний день.
— Я не смогла взять ответственность за свои проступки на заседании Совета. Это сделал Пэйон, а я молчала, позволяя ему возлагать этот непосильный груз на свои плечи. Мое молчание было ложью. Я лгала, глядя Алфию в глаза, и видела в них разочарование.
Потому что я исключительная.
Это скульптуры, изображающие трех богов. Слева женщина, прижимающая к полуобнаженной груди веретено. С веретена спадает тонкая нить, выполненная так искусно, что стоит ветру подуть чуть сильнее, как она, наверняка, покачнется. Нить обвивается вокруг изящной руки. Богиня протягивает кончик смертному, готовому пойти по пути собственного предназначения. Точнее, это подразумевает мастер, изваявший Аивэль, Всея прародительницу, которая смотрит бесконечно далеко и одновременно прямо перед собой. Забрав нити судьбы, смертный, благословленный богиней, начинает изготовление полотна своей жизни. За тем, как выполняется эта работа следит Яс — Страж человеческих душ и Проводник в Иной мир.
Его скульптура возвышается над входом в здание и приветствует всех входящих раскинутыми по обе стороны руками. Весьма доброжелательный жест, не так ли? Но из-за завязанных глаз Яс не может увидеть тех, кто стоит на пороге, и с какими намерениями они зайдут внутрь. Он обречен быть радушным ко всем, потому что слеп. И ослепил его тот, кто стоит по правую руку. Мортен. Бог, выжидающий своего часа чтобы погубить наш мир, а до тех пор Великий Разрушитель и начинатель человеческих страданий.
Мортен устрашает всем своим существом, несмотря на то, что ваятель попытался скрыть его за обилием тканей и заточить в полукруглый барьер из мечей. Они воткнуты прямо у его ног. На правом плече Мортена сидит ящерка со сложенными миниатюрными крылышками. Хвост дракончика обвивается вокруг шеи хозяина.
Она убеждена: погибшие не нуждаются в жалости. И это весьма правдоподобное убеждение: в ней нуждаемся только мы сами. Поэтому, когда речь заходит о ее погибшей матери, она тихо смеется или игриво покусывает губы. «Память о наших близких, восторг от их улыбок и слова колыбельных, которые они напевали перед сном должны сохраниться не во мраке тоски, а в светлых воспоминаниях», — так говорит Айла.
— А я не шпионка и не несносный оруженосец! Я рыцарь! — я вспыхиваю. — Когда-нибудь я покажу членам Совета на что способна, и совершу так много подвигов, сколько хватит, чтобы честь Алиса воспевали в других городах! Во всех Семи Королевствах! Это и будет мой вклад в жизнь алисовцев! Вклад, достойный предводительницы братства, которой я стану!
Пока люди видят выложенное на поверхности, они не станут копаться в том, что спрятано в глубине. Но стоит тебе облачиться в накидку и спрятать внешнюю исключительность, как тут же станет видимым все, что делает тебя по-настоящему исключительной
