Музей «Ледниковый период», основанный Шидловским, стал осязаемым воплощением его страсти к вымершим обитателям сибирской тундры. Музей разместился на ВДНХ
сопротивляемся биотехнологиям как раз потому, что они дают нам власть над эволюцией, – ту самую власть, к которой люди так упорно стремились все эти тысячелетия. Эволюция не обеспечит нам заранее распланированного будущего, а биотехнологии – обеспечат.
Если мы хотим, чтобы у нас хватило продовольствия прокормить девять или десять миллиардов человек и чтобы при этом у всех нас был воздух, которым можно дышать, вода, которую можно пить, и биоразнообразие в окружающей среде, нам придется контролировать эволюцию.
Однако чем больше у нас возможностей пересилить эволюцию, тем больше и опасений, как бы не злоупотребить этими возможностями. Где провести грань? Может быть, редактировать геном растений допустимо, а редактировать геном животных – уже нет? Может быть, генная инженерия приемлема, если ее цель – сделать благополучнее жизнь животного или снизить загрязнение окружающей среды, а вот заниматься этим ради эстетики – моральное разложение? А как насчет модификации генома человека?
Сегодня у нас повсюду беда – с климатом, с вымиранием видов, с продовольствием, с доверием. Чтобы пережить эти кризисы, нам понадобится весь инструментарий, понадобятся все возможные орудия – и мы обязаны научиться говорить об этих орудиях открыто и честно. Может статься, того, чем мы сейчас располагаем, недостаточно, чтобы спасти нас, другие виды и среду нашего обитания. Может статься, нам понадобятся новые, совершенно неведомые инструменты, такие, какие еще только предстоит придумать, потому что путь нас ожидает очень и очень нелегкий.
никаких данных, свидетельствующих о том, что употребление в пищу ГМО вызывает рак, и никто еще не выявил механизм, который в принципе мог бы сделать это возможным. На рынке нет ни одного генно-модифицированного овоща с генами рыбы. А ярко-зеленая наклейка «Без ГМО» не означает, что в вашей пище нет никаких новых незамеченных мутаций, возникших в процессе селекции.
Мутации – это не всегда опасно. Каждый раз, когда клетка делится, создается новая копия генома этой клетки, и в этой копии всегда есть ошибки. Например, у каждого ребенка в геноме есть около 40 новых мутаций, которых не было у родителей, и большинство из них никак не повлияют на носителя.
, что мы едим, генно-модифицированное, учитывая тысячелетия селекции, в результате которых были созданы наши культурные растения и домашние животные.
Переход от случайности к преднамеренности отличает одомашнивание от других разновидностей мутуализма – и отличает нас от других животных.
потом наши предки обнаружили, что законы можно нарушать. Они научились сотрудничать, чтобы пересиливать случайность, и помогать ближнему, а не обрекать менее приспособленных собратьев на смерть. Научились модифицировать среду обитания под себя, а не меняться в соответствии с ней. Научились направлять эволюцию – определять и собственные эволюционные пути, и пути видов, с которыми взаимодействуют, – а не покоряться ее прихотям.
