И убедился, сидя в той траве, что сострадание, лишенное смирения, — чувство недоброе...
— дело другое: я говорлив, но это и есть моя раковина. Чем меньше я хочу сказать по существу, тем охотней и обильней говорю: чем больше слов, тем толще панцирь слов, в котором я себя скрываю, — и тем вернее я разбалтываю собеседника, порой до последней его откровенности.
Я повидал немало людей умных, но не умеющих обращаться со своим умом, не знающих, как этим умом толково распорядиться, как его правильно использовать — и еще больше повидал я дураков, у которых даже крохи их дурацкого ума даром не пропадут...
Ты была как воздух, который есть всегда и везде, о нем не думаешь, привычный воздух — его можно и вдохнуть, и выдохнуть, он все равно никуда не денется...
