Иногда для того, чтобы пощадить врага, надо больше смелости, чем для того, чтобы его убить.
Тот не стоит свободы, кого можно сделать рабом
смельчаки редко спрашивают, что можно, а чего нельзя.
Прости меня, если я расшевелил твою рану. Сложи крылья своего гнева и не сердись
— Я слыхал, что земля в твоей стране едва отдаёт обратно то зерно, которое в неё посеяно...
Халльгрим ответил не задумываясь:
— У нас не принято отказываться от матери из-за того, что её лицо в морщинах
по сторонам продавалось всё, чего только могла пожелать человеческая душа. От хлеба и мёда до панцирей и секир! Тонкими, благородными голосами пели стеклянные кувшины и кубки, изделия франкских мастеров с далёкого Рейна... Драгоценными искорками переливались биармийские меха. Маленькими солнцами горел жёлтый янтарь, и дивные мошки смотрели из него на людей. Шелестели орлиные крылья в руках голубоглазых людей из-за моря, из Эйсюслы... Вспыхивали на свету невесомые ткани, приехавшие с другого конца населённой земли. Извивались рогатые каменные ветки с острова Готланд. Привораживали глаз невиданные раковины далёких южных вод. Ржали, били копытами горячие нетерпеливые кони... Сверкали
золотым шитьём изделия местных мастеров: подушки, ленты для девичьих волос... Блюда с чеканными узорами и подвески-лошадки с зелёными камнями вместо глаз
вдохновенного скальда, слагателя песен, между ними не было. Что поделать, довольствовались висами, короткими стихотворениями к случаю, которые мог сочинить любой...
Людей, населявших Норэгр, на Руси называли «урмане»
Язык же здесь был всюду один. Северный, ещё не распавшийся окончательно на урманский, датский и свейский. Племена разнились одно от другого, пожалуй, лишь вышивкой на родовых башмаках, что надевали на ноги умершим. Да ещё пристрастием к тем или иным именам