Облака растаяли, и ночью небо тяжелело праздничной россыпью белых звезд – до того густой, что в ней можно было угадывать любые приятные воображению сочетания и образы.
– Знаешь, порой так хочется подумать о чем-то… мудром, нужном. Но… не получается. Такого прежде не было. Будто я нашел в душе пустую комнату и не знаю, чем ее уставить – не хватает кроватей, столов. А комната большая, и… это… тяжело, Бзоу. Если б я мог взять тебя в эту комнату! Тебе бы там хватило места. Попрыгать, конечно, не удалось бы, но ничего…
Счастлив тот, кто, обернувшись, видит море, а в нем – плывущего дельфина. И это счастье не из тех, что можно купить или заслужить, оно истинно и не утомит даже в постоянстве, повторенном от младенчества до старости. Им не нужно пользоваться или хвалиться. Достаточно однажды оглянуться, увидеть волны и то, что к тебе плывет дельфин. Улыбнуться этому и тут понять, что ты действительно счастлив. Мне не хватает тебя, Бзоу…
Человек обманет, потому что у него слишком много слов. Человек умеет себя оправдывать и часто сам уговаривает себя на плохое. А звери просты: коли скалится, то и укусит, а нет, так будет добр. Если б люди меньше говорили, то и зла, поверь, было бы меньше.
Как говорила моя бабка, чем даром сидеть, лучше попусту ходить!
Перемешанное с солнцем лазурное море. Видно не дальше двух метров. Амза щурил глаза. Понимал, что беззащитен. Дна нет, до лодки нужно плыть, вокруг – мгла. Юноша подружился с Бзоу, часто виделся с ним, но теперь усомнился в его благонамеренности. Тот был зверем, хищником. «Нет. Глупости. Не станет он вредить! Я его кормлю. Мы играем…» Амза подыскивал доводы к спокойствию, но страх колол изнутри.
Дельфин не повёл бы себя так, не стал бы сплетничать, просто облил бы водой.
Амза старался запомнить мордочку Бзоу, чтобы в следующий раз признавать того без сомнений. От глаз дельфина к боковым плавникам падали две чёрные полосы. На лбу треугольником сходились тёмно-серые тени; лоб был чересчур массивным, словно вспухшим. Гладкая плотная кожа отражала солнце множеством вспышек. В приоткрытом рту просматривался ровный, будто искусственно высаженный полуовал маленьких зубов с одинаковыми широкими промежутками.
Засыпая, Амза думал о дельфине. «Интересно, почему он молчал? Те дельфины, которых ловил отец, кричали, а этот ничего не сказал. Странный. Может, немой?» Потом Амза обеспокоился, вообразив, что после его ухода кто-то ещё, например Мзау́ч, спустился к ослабленному зверю: так же трогал его, предлагал рыбу. Юноше хотелось быть единственным.
– Мы видели дельфина! – крикнул юноша, ухмыльнулся, потом вовсе рассмеялся. – Кто ещё видел дельфина так близко, а? Никто! А мы его даже трогали, гладили! Ведь это… ноздрю на макушке видел? [7]
