Еретики, по своему обыкновению, намеревались, не сближаясь, издали садить по нам из сорокафунтовых пушек и кулеврин, уповая на меткость и проворство своих отлично обученных артиллеристов, благо англичане и голландцы знали морское дело не в пример лучше испанцев и всегда превосходили нас — что доказывает история с Непобедимой армадой, — ибо их государи и властители заботились о своих моряках и хорошо им платили, тогда как необъятная империя Испании, чье благополучие напрямую зависело от безопасности морских границ, сей предмет оставляла в небрежении, привыкнув полагаться более на пехотинца, нежели на морехода. Так уж повелось, что в нашей чванной отчизне, где даже портовые девки кичатся знатностью рода: какую ни возьми — не Гусман, так Мендоса, — дворяне гнушались служить на флоте, считая это ниже своего достоинства. Удивляться ли, что у неприятеля были меткие комендоры, вышколенные марсовые, опытные капитаны; испанский же флот, не обделенный хорошими адмиралами и толковыми штурманами, являл собою не более чем все ту же отважную пехоту, посаженную на корабли — пусть и превосходные. Впрочем, в те времена мы все еще грозны были для врагов в рукопашной схватке, и потому англичане и голландцы неизменно применяли одну и ту же тактику: старались, не подпуская нас близко, крушить наши палубы и мачты артиллерийским огнем, увечившим и убивавшим наших матросов, с тем чтобы понудить нас в конце концов к сдаче. Мы же, напротив, тщились подойти вплотную, взять неприятельский корабль на абордаж, дабы испанская пехота со столь свойственной ей свирепой отвагой могла показать, чего она стоит.
— Когда мы что имеем не храним,
когда мы о потерянном не плачем,
готовы мы к провалам и удачам
и рук судьба не выкрутит таким, —
Лестный отзыв мной вполне заслужен,
Я его снискал не без причины,
Из врагов я нащепал лучины,
К Сатане отправил их на ужин.
Мир — торжище.
Жизнь — рынок.
С давних пор
Ворье не остается здесь внакладе:
Как заповедь исполнить «Не укра́ди»,
Когда в ходу: «Не пойман, так не вор»?
А и поймают — с правосудьем спор
Ты выиграешь, если не тупица:
Сумел спереть — сумеешь откупиться.
Послушать их историков, так мы, испанцы, воюем и порабощаем людей, движимые фанатизмом, жадностью и высокомерием, а все прочие нации грабят и гробят ближнего, продают его с потрохами или выпускают ему кишки исключительно ради торжества свободы, справедливости и прогресса.
В конце концов, за неимением прежних богов, в которых веришь, и высоких слов, которые выкрикиваешь в бою, недурно обзавестись королем, и драться за него, и обнажать перед ним голову: по крайней мере, это лучше, чем ничего.
Ибо лишь им одним — глупцам, фанатикам или мерзавцам — дано счастье не страдать от угрызений совести.
Надо что-то делать, мелькнуло у меня в голове, иначе я в самом скором времени помру.
Чтобы взбодриться, ничего нет лучше застарелой ненависти
Он шпагой разговаривает. А дерется, побожусь, еще лучше, чем молчит.
