А ведь события, происходившие с любым народом в ходе Истории, — далеко не всегда определялись им одним, но и народами окружающими.
Он настаивал, «что евреи составляют государство в государстве», что евреи «считают для себя государственные законы необязательными»[541], еврейская община имеет «одной из основных целей „умозатмение христиан“ для превращения их лишь в фиктивных собственников принадлежащего им имущества»[542]. – Шире того он «обвинял Общество для распространения просвещения между евреями России и Всемирный Еврейский Союз („Альянс израэлит“) в том, что они являются частью „всемирного еврейского заговора“»[543
Брафман содействовал «взгляду на Талмуд не как на кодекс религиозно-национального характера, а как на „гражданско-политический кодекс“, идущий „против течения политического и нравственного развития христианских стран“»[540], создающий «талмудическую республику»
Лев Толстой, по косвенной передаче его слов, судил так: что это за люди, «удерживающие целый народ в тисках городской жизни и не дающие ему возможности поселиться на земле и начать работать единственную, свойственную человеку земельную работу. Ведь это всё равно, что не давать этому народу дышать воздухом… кому может быть от этого плохо… что евреи поселятся в деревнях и заживут чистой трудовой жизнью, о которой, вероятно, уже истосковался этот старый, умный и прекрасный народ…»[495] – На каких облаках он жил? Что он знал о 80‑летней практике этой земельной колонизации
В 1856, тем же манифестом, еврейскому населению «были прощены все [немалые] податные недоимки» прошлых лет. («Но уже в течение ближайших пяти лет» накопились новые недоимки в 22 % от полагаемой подати[404].)
(Как оценивает неистовый революционер Лев Дейч: «Венценосный изверг приказал обучать их [евреев] русской грамоте»[363].) – Во главе этих школ долгие годы ставились христиане, лишь много спустя – и евреи.
Постановляя оправдательный вердикт по велижскому делу, Николай написал, что делает это «по неясности законных доводов, другого решения последовать не может», но прибавил: «внутреннего убеждения, что убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений с теми же признаками», но всегда недостатком доказательств, наводят его на подозрение, что существует среди евреев какая-то изуверская секта, «к несчастью и среди нас, христиан, существуют иногда такие секты, которые не менее ужасны и непонятны»[284].
К тому же духовные лица в еврейских поселениях (в них бывало и по два молитвенных дома – один для ортодоксов, «митнагдов», другой для хасидов) «поддерживали своих единоверцев в мысли, что они, как народ избранный, – не предназначены судьбой на тяжкий труд земледельца, ибо это горький удел гоя». «Поздно вставали, употребляли час на утреннюю молитву и выходили на работу, когда солнце было высоко уже на небе», потом шабаш с вечера пятницы до утра в воскресение[330].
В 1817 от лондонского миссионерского общества приезжал в Россию адвокат Льюис Вей, поборник равноправия евреев, со специальной целью ознакомиться с положением евреев в России, имел беседу с Александром I, представил ему записку. «Проникнутый убеждением, что евреи представляют собою царственную нацию, Вей говорил, что все христианские народы, как получившие спасение через евреев, должны оказывать им величайшие почести и благодеяния». – Такая аргументация была весьма внятна Александру I в его последний период жизни, с мистическим настроением.
И в этом, как во многом прежде, мы видим императора Александра I в ненастоятельности порывов и недостатке последовательной воли (как и в его бездействии к зреющим тайным обществам, готовящим свержение трона). Но никак не надо приписывать его решения недостатку благожелательности к евреям. Напротив, он искренно был прислушлив к нуждам их, даже в войну 1812–1814 при главной квартире армии держал еврейских депутатов – Зунделя Зонненберга и Лейзера Диллона, которые и «предстательствовали за евреев». (Диллон, впрочем, вскоре был привлечён к суду за присвоение четверти миллиона рублей казённых денег и вымогательство у помещиков.