Текст — это всего лишь средство. В нем нет ничего. Его содержимое раскрывается только внутри читателя.
Люди во все времена считали, что лучше не чувствовать ничего, чем чувствовать и хорошее и плохое.
— Уныние, мисс Манхэттен, — это уверенность в том, что у Бога нет для тебя никакого плана.
Я могу получать удовольствие от чувств любого оттенка. Все в этом мире неважно, кроме переживаний, а желание делиться ими вполне логично.
— Я лучше сдохну никем, чем буду перед камерой тем, кем не являюсь!
Ошметки разлетелись вокруг, а все, что было в прошлом напыщенной кляксой, уныло стекло на пол, изнывая от жестокой реальности и жалея себя.
Парсли не столько защищался от мира, сколько защищал мир от себя. Он не любил людей, это правда, но он чувствовал их и болел ими. Он сопереживал и сочувствовал людям. Он причинял им боль, а она почему-то отзывалась в нем самом. Вечный замкнутый круг. Он не хотел делать больно, но и не мог справиться с собой. Желание творить и желание разрушать тесно связаны.
— А я вам вот что скажу. Сархана искать нельзя. Его поиски — это шоу. Причем чем дальше, тем оно дерьмовее. Вот есть первый слой фотографии, на нем банальнейший сюжет с семью смертными грехами. Не делайте вид, что вы эту версию не рассматривали. Сархан всех нас за эти грехи и зацепил. Мы их сами и демонстрируем, углубляясь в поиски, понимаете?
Текст — это всего лишь средство. В нем нет ничего. Его содержимое раскрывается только внутри читателя. А люди смотрят на буквы, складывают из них слова и думают, что на этом все.
Ничто не причиняет гордецу такой боли, как отказ от неуемной гордости. Хотя на самом деле это должно быть лекарством.
