Радость, разделенная на двоих, — двойная радость. Горе, разделенное на двоих, — половина горя
Нет, пожалуй, в моей жизни не было человека, который когда-нибудь увидел бы меня и понял по-настоящему, но люди, возможно, не видят и не понимают друг друга в принципе. Наверное, и я никогда не умела увидеть другого человека и понять его.
Клубничный чай, брусочки мандаринового мыла, рождественские благовония — пустяковые подарки пахнут волшебно. Это запах детства, каникул, Рождества, торговых улочек. Меня охватывает внезапная тоска по Анне Луизе. Но того, по чему я скучаю, больше не существует. Того человека больше нет. И того, кто скучает, тоже уже нет.
В том-то и недостаток цифровых камер — ты делаешь очень много снимков, десятки одинаковых фотографий, и потом нужно очень много времени, чтобы отобрать лучшие. Раньше было проще — в принципе не было возможности выбора.
Так и жизнь, она может измениться в один миг, и может меняться множество раз в течение дня. Меняюсь и я, и больше уже никогда не стану прежней. Я сижу, не двигаясь, в зеленом кресле и дышу ровно и спокойно, а листья за окном трепещут и колышутся без остановки. Моя единственная надежда в том, что я буду меняться
В Элизиной манере говорить есть что-то раздражающее — она все растолковывает, разжевывает, даже то, что и так понятно, и она ждет отклика на все эти свои бесконечные объяснения.
Я страдала от нехватки влюбленности. И я думала: так не пойдет, я не могу оставаться рядом с человеком, который зацикливается на столь незначительных вещах.
«Радость, разделенная на двоих, — двойная радость. Горе, разделенное на двоих, — половина горя».
«Радость, разделенная на двоих, — двойная радость. Горе, разделенное на двоих, — половина горя»
В августе Майкен сказала: «Когда закончатся летние каникулы, во мне иссякнет вся радость, и станет совсем темно».
