родители передают по наследству детям не только черты лица, болезни и долги, но и прошлое. Сын мигрантов/беженцев проживает как бы две жизни одновременно: свою собственную и вместе с ней — жизни своих покалеченных войной родителей.
Иногда, чтобы вышел шедевр, писателю нужно просто хорошенько разозлиться. Как верно и обратное — излишняя осторожность автора может потопить даже самую смелую идею. Потому что есть вещи, о которых нельзя говорить, — о них нужно орать.
У каждого писателя в уме есть особое место, где он хранит идеи для романов. Среди них есть такие, о которых он точно знает только одно: он никогда их не напишет. И дело тут вовсе не в том, что роман требует времени, — хотя и в этом тоже. Страх испортить хорошую идею — самый сильный из всех писательских страхов. Знаете, так бывает, читаешь книгу и думаешь: «Такая идея, а дураку досталась». Особенно обидно, когда эта мысль возникает при чтении книги, на обложке которой твое имя.
Мануэль Дюран называет Сервантеса одним из первых профессиональных писателей в истории. До него написанием книг занимались в основном аристократы и служители церкви. Потому что у них была такая роскошь — много свободного времени. Для них написание книг было способом как-то занять свой ум. Сервантес же не был ни аристократом, ни служителем церкви, он всю жизнь вынужден был работать.
В каком-то смысле быть писателем — значит постоянно видеть перед глазами воображаемое табло с подсчетом промахов и неудачных сюжетных ходов.
между идеей романа и ее воплощением разница такая же, как между созвездием Пса и живой собакой о четырех лапах. Собака тоже классная, проблема в том, что она не созвездие.
«Дон Кихот» — это роман, написанный уже постаревшим человеком, пережившим то, что мало кому доводилось пережить, испытавшим огромное количество разочарований. Хорошая, большая литература, к сожалению, рождается из разочарований.
И тут вы можете спросить: но, Алексей, как ты собираешься закончить этот странный рассказ? А я отвечу: друзья, вы плохо знаете матчасть. Это ведь сиквел Кафки, я все продумал: я планирую умереть прежде, чем закончу.
В каком-то смысле быть писателем — значит постоянно видеть перед глазами воображаемое табло с подсчетом промахов и неудачных сюжетных ходов. И научиться с этим жить. Научиться проигрывать. Но — и это важно — проигрывать красиво. Лучше всех эту мысль сформулировал Беккет: “Try again. Fail again. Fail better”.
Отличный прием и, главное, очень полезный, отрезвляющий. Помогает не забывать, что хорошая литература — она как раз о том, как все не-устроено, о том, как тяжело на самом деле хоть что-нибудь понять по-настоящему, и о том, что это самое «настоящее» требует не только движения глаз по строчкам, но и большой, а иногда и неприятной внутренней работы над собой. И вот — вроде очень простая мысль, правда? А все равно местами кажется, что прочел ты, скажем, роман Адиги или Адичи и вроде как даже теперь разбираешься в проблемах расовой и классовой борьбы и культурной апроприации. Но нет. Только одно я знаю точно — если после прочтения книги у меня появляется ощущение, что я «понял, как все устроено», то здесь одно из двух: я либо прочел не очень хорошую книгу, либо читал не очень внимательно.
