Грузовики! Это что-то очень родное, что-то очень человеческое… А потому бесконечно далекое отсюда!
Было очевидно, что главный герой всего происходящего не я. Значит, сон чужой. Но чужой сон нельзя увидеть. Значит, это не сон.
— А вот это ты брось, — Морок строго нахмурил брови. — Что за нимфомания еще?
— Так я ведь нимфа, — Накхта позволила себе улыбнуться сквозь упавшие на лицо пряди волос. — Все, что у меня есть — это мое тело.
— Люди завалили мой дом камнями! — в голосе русалки скрипнул колючий иней. — Они похоронили моих сестер под плотиной, перегородили реку, сделали ее мутной лужей. Но это еще не самое страшное. Они затопили свои собственные кладбища, заставили мертвецов жить на дне. Под водой теперь тесно…
— Зачем же ты еще новых туда тянешь? — спросил Морок.
— Я хочу, чтобы они это увидели…
— Чем это ты тут промышляешь, Накхта? — насмешливо спросил Морок. — Отчего тебе на дне не сидится?
Девушка бросила на него осторожный взгляд.
— Там страшно, господин… Затопленные деревни. Мертвые домовые. Я их боюсь. Они злые.
Дым — вот главный итог деятельности кандидата физико-математических наук Куприянцева!
сих пор ведь помню, как тогда, на новогоднем вечере в лаборатории, она посмотрела на меня через стол огромными своими глазищами, взмахнула ресницами и сказала: „Передайте хрен!“. Очень, очень миленькая девушка!
— Р-работнички! — тихо ворчал человек. — Стакановцы!
Никто сюда не забирался. Никогда нога человека не мяла сухой хвои под ветвями черных елей. Укромное место. Потаенное.
На нас косились неприязненно, с подозрением — уж очень мы были похожи на беженцев, а беженцы всегда раздражают. Особенно тех, кому бежать некуда…