до чего я ненавижу всех этих ностальгирующих, мастурбирующих! И эту тягу к прошлому, из которой никогда ничего хорошего не выходит! И эти разговоры «а помнишь»
У вас – тяжело, и поэтому скоро все провалится. У нас – слишком легко, и поэтому скоро все взлетит.
любом графическом редакторе она ориентировалась лучше, чем в собственной жизни, – и это очень справедливо, потому что даже в тараканьей черт ногу сломит, а вы хотите, чтобы я понимала человеческую.
Наша жизнь определена широким кругом мелких обязанностей, тогда как единственная, но суперважная обязанность нашего мужа – зарабатывать деньги, мы копим на трехкомнатную, и больше с нас при всем желании ничего не спросишь. Ведь сами мы приносим в дом от силы шестьсот, хорошо, если семьсот баксов, с левыми заказами иногда набежит у нас штука, вот и теперь нас еще ждет оформление брошюры «Если ты заложник», просили повеселей.
Игорь, бить на жалость у нас считается анкурлык.
– У вас все нормальные человеческие проявления считаются анкурлык, – сказал Игорь, поймал ей машину и уехал к себе в Свиблово, далекое, как Альфа Козерога.
Дурык никогда не делаешься. Дурык либо родишься, и тогда уже ничто не поможет, – либо нет, и тогда тебе ничто не угрожает.
Тогда ему давать сразу много харлаш, много камбас, дурык, иногда бараласкун.
чтобы никогда не слушаться ностальгии. Понимаешь? Это самое мерзкое чувство. Хуже, чем патриотизм. Мы все думаем, что это благородно – тосковать по Родине. А нет давно никакой Родины, переродилась до основания.
Я всегда прикидывала, что буду делать, когда начнется.
Когда люди забывают простые вещи – всегда война.