из дверей церкви с гробом на плечах выходят четверо мужчин, за ними по пятам — священник, а вслед за священником — несколько одетых в черное старух из тех, что всегда в добром здравии, как кого хоронить
Хоть плотью я не наделен, но с громким звуком я рожден!
Лисица задумалась — уж слишком надолго, как показалось священнику, но он не сказал ни слова — не осмелился ее вспугнуть. И та наконец сдалась.
— Сдаешься? — священник засмеялся над глупостью зверя. — Это ж пердёж
«Груз становится легким, если несешь его с покорностью».
Плеснув немного воды в заварной чайник, Фрид-
рик дал ему постоять, чтобы фарфоровые стенки прогрелись, затем отмерил туда четыре ложки чайных листьев и залил их крутым кипятком. Пьянящий аромат дарджилинского чая наполнил кухню.
И улыбка эта удвоила все счастье в мире.
На пятый день сидения под ледником у священника появились опасения за свой рассудок. Тогда он предпринял то, что любому загнанному в угол исландцу было наиболее естественно, а именно: декламировать стихи, баллады и римы ********, петь их самому себе — громко и внятно, а когда те все выйдут, то и псалмы вспомнить. Это средство старинное и верное, понадобись человеку остаться в здравом уме.
Слезы катились из глаз и из носа, а нескладное тело сотрясалось на стуле, как тот листочек, что, трепыхаясь на осеннем ветру, не знает, оторвется он от кормившей его все лето ветки или так и будет там дальше висеть и вянуть, — и одно не лучше другого.
Прежде чем такой дитенок успевал испустить свой первый крик, повитуха прикрывала ему рот и нос и возвращала его душонку в тот великий котел, откуда черпается вся людская особь.
Прежде чем такой дитенок успевал испустить свой первый крик, повитуха прикрывала ему рот и нос и возвращала его душонку в тот великий котел, откуда черпается вся людская особь.
Прежде чем такой дитенок успевал испустить свой первый крик, повитуха прикрывала ему рот и нос и возвращала его душонку в тот великий котел, откуда черпается вся людская особь.
